Да, весьма. Тем более что анимализм был распространен по всем широтам где жили люди и звери. А значит, повсеместно.Но причина такого приятия к волкам находится именно в их исключительности.Одно но: волчьи повадки в поведении при охоте были переняты именно людьми, при наблюдении волчьей охоты. А не наоборот.Более того, несмотря на небылицы расказываемые повсеместно весьма бывалыми охотниками, существуют даже истории задокументированные с фото и видео, когда идет на волков охота с флажками, (не будем забывь что они все неофобы) и вожак перегрыз веревку с флажками и разведя ее концы в стороны выпустил волчицу и свой выводок. Или вот: охота с вертолета, волков 11 голов. 10 застрелили, весь участок оцеплен. Одного не могут найти. Один охотник особо меткий вдруг заметил, что последний волк стоит на двух лапах, обнимая ствол дерева и как бы сливаясь с ним.Да и вобще все их хитрости и уловки заслуживают уважения. А так же умение быстро привыкать к новым условиям местообитания. Их социальность. Обычаи. Уважение стайных законов. И, в конце концов, иерархия. Где не царит так много хаоса, как у нас :)И главное, не идеализировать. Понимать что это реальный хищник. А не воспевать какие то основные социально человеческие качества перенося их на его облик.СМЕРТЬ ВОЛКА Альфред де Виньи (перевод Всеволода Рождественского)1.Под красною луной бежали тучи мимо,Как на пожарище седые клубы дыма,До горизонта лес шёл чёрною стеной.Шагали молча мы в траве, ещё сырой.В густом кустарнике и вересковой чаще,Как вдруг под соснами с вершиною шумящей,У камня круглого, который в мох одет,Нам ясно виден стан когтистый волчий след.Остановив шаги и задержав дыханье,Мы обратились в слух. А на лесной полянеБезмолвно было всё – лишь в сумраке глухомСкрипучий флюгер пел заржавленным крылом.То ветер верхом шёл и, не касаясь пашен,Крылами задевал верхушки старых башен.Локтями опершись на рёбра чёрных скал,В лесу здесь каждый дуб, казалось нам, дремал.И тихо было всё кругом. Старик лесничийСпокойно, как велит охотничий обычай,Чтоб разобрать следы, почти на землю лёг.Он, по лесу бродить привычный без дорог,Сказал уверенно, что здесь трусил сторонкойС волчицей старый волк, а с ними два волчонкаИ что следы когтей приметливо свежи.Тогда мы вынули широкие ножиИ, пряча ружей блеск по правилам разведки.Пошли, минуя пни и раздвигая ветки.Вдруг что-то впереди остановило нас,И я увидел сам горящих пару глазИ четырёх теней заметил очертанья,В луне средь вереска плясавших на поляне, –Как резвые щенки, что сакачут во дворе,Когда хозяин их продходит к конуре.Но, увлечённые своей игрой счастливой,Волчата прыгали, играли молчаливо,Как бы не чувствуя, что в двух шагах от нихТаится человек, их враг в лесах густых.На страже волк стоял. Волчица под сосноюКазалась статуей из мрамора живою,Что в Риме некогда считалась божествомИ Рема с Ромулом вскормила молоком.Волк рядом с нею лёг среди полянки белой,Вонзая сталь когтей в песок окоченелый.Он будто понимал, что здесь со всех сторонОтрезан путь ему и сам он окружён.Когда же пёс к нему рванулся, злобно лая,За горло волк его схватил, не разжимаяЖелезных челюстей, хотя был тот час онЛитыми пулями почти изрешетён.Ножи ему бока, как клещи, разрывали,Скрестившись в глубине, с холодным лязгом стали,А волк, прижавший пса, давил его сильней,Пока тот не исдох в зажиме челюстей.Ножи по рукоять вонзённые, дрожали,Был полон волчий взор презренья и печали,Хлестала кровь ручьём на вытоптанный луг,А ружья всё тесней свой замыкали круг.С нас взгляда не сводя, презрительный и гордый,Зализывая кровь, струящуюся с морды,Зверь молча, исчерпав запас последних сил,Закрыл глаза свои и навсегда застыл…2.Облокотясь на сталь двустволки разряжённой,Не мог решиться я, печальный и смущённый,Прикончить пулею скорее мать волчат,Которая ждала, не опуская взгляд,И только потому не защищала друга,Что надо было ей спасать детей из кругаИ, уведя в леса, как любящая мать,Учить их дальше жить и стойко голодать,И не вступать с людьми вовеки в договоры,Чтоб рабства избежать, не превратиться в своруТех ненавистных псов, что гонят пред собойСтаринный вролчий род из заросли родной.3.Увы! – подумал я, – как жалок ты от векаНосящий гордое названье человека!Как жить, как умирать средь горя и потерь,Ни стона не издав, нас дикий учит зверь.Ни слёз, ни жалобы в минуту расставаньяНи стоит этот мир. Достойнее – молчанье!Как понимаю, волк, я твой предсмертный взор!Он в сердце мне вошёл, он жив в нём до сих пор.Он словно говорит: найди, коль можешь, силыБыть полным мужества и стойким до могилыИ в твёрдости своей дойти до высоты,Как я, которого жестоко гонишь ты.Стонать, рыдать, молить – смешно и бесполезно.Свой неизбежный путь ведя над тёмной бездной,Иди, куда влечёт тебя судьба твоя,И стона не подав, в свой час умри, как я!
